Эдвард мандел хаус. Здравый смысл универсален. Что такое "План Хауса"

2 марта 1917 года император Российской империи Николай II подписал Акт об отречении, он передал бремя императорской власти своему брату Великому Князю Михаилу Александровичу. Николай думал, что это будет лучший выход, нежели попытка подавить мятеж в Петрограде силой. Он устал, Михаил был популярен, власть передали законно, Государственная Дума поддерживает, казалось, что всё будет к лучшему.

А. Гучков и П. Милюков были рады, что так легко удалось обмануть императора, который узаконил своей подписью правительство, не обсуждавшееся и не предлагавшееся Госдумой, а созданное узкой группой заговорщиков. Их мечты сбывались, они получили полную власть и возможность перестраивать империю по образцу так любимой ими Англии, создав конституционную монархию. Они ещё не знали, что они лишь пешки в Большой Игре, что их также обманули и что империю ждёт не респектабельное будущее европейской державы, а кровь, смерть и хаос.

Нити заговора против российской империи тянулись из Петербурга в столицы крупнейших европейских держав – Берлин, Париж, Лондон и дальше, через океан, в США. Свержение самодержавия было всего лишь одним из звеньев цепи, глобального заговора против империи, её народов.

Эдвард Мандел Хаус.

«План Хауса»

Доказательства того, что против Российской империи был глобальный заговор, и того, что революция была результатом операции не только внутренней оппозиции (скорее, она была всего лишь инструментом в умелых руках), стали всплывать ещё во время гражданской войны.

Революцию в Российской империи спланировали ещё в феврале 1916 года, в заговоре участвовали банкиры и финансисты – Яков Шифф, Феликс Варбург, Мортимер Шифф, Отто Кан, Гугенгейм, Джером Ханауэр и другие. Этот план получил название «план Хауса», про полковника Хауса в школьных учебниках нет ни слова, а зря.

Справка: «полковник» Хаус, Эдвард Мандел Хаус (иногда пишут Хауз) – советник американского президента Вудро Вильсона, связан с финансовыми кругами США. Получил известность из-за большого влияния на В. Вильсона, с его именем связано и участие Штатов в Первой мировой войне. Был одним из ярых врагов России: «…остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна - Сибирь, а остальные - поделенная европейская часть страны» (1918 год). Принимал участие в создании Лиги Наций и Парижской конференции – решавшей вопросы послевоенного устройства Европы.

Началось всё с того, что в 1912 году финансовые круги США посадили на место президента В. Вильсона (главным спонсором президентской кампании был Б. Барух) – это был профессор-историк, ярый протестант, фактически убежденный в своей миссии спасти США и весь мир. Ещё одним помощником, который сыграл большую роль в победе Вильсона, стал финансист из Техаса – Мандел Хаус. Хаус не только помог победить в президентских выборах, но и стал ближайшим другом президента, став настоящим «серым кардиналом» США, подмяв под себя государственный департамент, аппарат Белого Дома. Он сам говорил: «я – власть позади трона». А он в свою очередь был проводников финансовых магнатов США, Вильсона называли «марионеткой Ротшильдов».

Хаус формально был советником, называя себя «полковником», хотя к армии отношения не имел – в южных штатах звание, принадлежавшее предкам, передавалось по наследству, он был «техасским фермером». Он спокойно вращался в правящих кругах Великобритании, Франции, Италии, Австро-Венгрии, Германии. Россию Хаус считал главным соперником США в борьбе за мировое господство и поэтому ненавидел.

Когда началась Первая мировая война, Хаус был озабочен распадом европейских держав на два лагеря. Считал, что победа Российской империи в составе Антанты даст ей господство над Европой – получение проливов Босфор и Дарданеллы, Галиции, польских земель из состава Германской империи, для США это было недопустимо. Победа Германского блока также была для США нежелательной, поэтому считал, что победить должна Антанта, но без России.

Первая мировая война была крайне выгодна США, их основные конкуренты в гонке за мировое господство ослабляли друг друга, Штаты из мирового должника (3 млрд. долга перед войной) стали мировым кредитором (им были должны 2 млрд. долларов). Промышленность США окрепла на военных заказах, увеличилась численность населения, люди бежали из Европы, от ужасов войны, стараясь начать новую жизнь.

«План Хауса» - весьма условное название, он не был единственным автором плана переустройства мира, да и нет документа с таким названием, но есть дневники, письма Хауса, где изложено его видение. Американист А. Уткин называет этот план «стратегией Хауса». Его целью было установление мирового господства США, но не военными методами, а политическими, финансово-экономическими, информационными.

Основы плана

Воспользовавшись плодами нейтралитета, необходимо было самим вступить в войну, чтобы воспользоваться плодами победы. Сигналом для вступления США в войну была революция в Российской империи и свержение царя.

После крушения монархии, Россия должна была потерпеть поражение и войне, выйти из неё. После этого Германия получала возможность основное внимание сосредоточить на Западном фронте, английским, французским, итальянским войскам оставалось надеяться только на помощь США. Вашингтон получал большой рычаг влияния на них.

Победу над Германией и её союзниками собирались обеспечить не сколько военными методами, а больше информационными. Для этого надо было отделить народы воюющих стран от правящих режимов, найти опору во внутренней оппозиции, поощрять их, обещать им власть, инициировать внутри стран революционные процессы.

После войны пересмотреть систему международных отношений, отменить договора времён «тайной дипломатии».

Главным стратегическим партнёром США должны были стать англичане, вместе с Англией США могли диктовать условия мира всем остальным странам. Вместе с Англией собирались расчленить Россию, ослабить позиции Франции, Италии, Японии. Причём, в итоге Англия становилась младшим, подчиненным партнёром.

Итогом всех перестановок становился «Новый Мировой Порядок», образование «мирового правительства», где США будут доминировать. С помощью пропаганды «демократических ценностей» собирались сделать их приоритетом всей мировой политики. Первая мировая война создавала благоприятные условия для такого перехода, её объясняли агрессивностью «абсолютизма», недостатком «демократии» в Европе. Утверждение же «подлинной демократии» якобы спасёт мир от будущих войн. США же получали роль мирового судьи, который мог влезть в любой конфликт, роль мирового учителя демократии.

Россия попадала в лагерь потерпевших поражение в войне, её планировали расчленить на четыре территории. Они попадали под политическое, финансово-экономическое влияние США, становясь фактически ее сырьевым придатком и рынком сбыта товаров, потеряв всяческое влияние в мире. Православное христианство также не нравилось Хаусу, он считал, что его надо разрушить и заменить религией по типу протестантизма.

Этот план был в итоге реализован, не полностью, но в значительной мере, его выполнили спецслужбы США и Англии, финансисты США и Европы, европейские и американские политики, «пятая колонна» внутри России и Германии. Конечно, из них мало кто знал всю глубину плана и его значимость.

Источники :
Архив полковника Хауза. Избранное. В 2 томах. М., 2004.
Жевахов Н. Д. Еврейская революция. М., 2006.
Платонов О. А. Терновый венец России. М., 2001.
Саттон Э. Уолл-стрит и большевистская революция. М., 1998.
Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. М., 1991.
Уткин А. И. Первая мировая война. М., 2001.
Шамбаров В. Е. Государство и революция. М., 2002.
Шамбаров В. Е. Нашествие чужих. Заговор против империи. М., 2007.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Бней-Брит
http://www.rusidea.org/?a=450057

Итак, я возвращаюсь к полковнику Хаусу, к доверенному лицу, советнику и начальнику другу президента США Вудро Вильсона. К человеку, который не занимал никакого государственного поста, но при этом имел в своем распоряжении личные апартаменты в Белом Доме. К человеку, который отправил президента Вильсона домой, чтоб под ногами не путался, и морально порвал и затоптал Дэвида Ллойд Джорджа и Жоржа Клемансо на Версальской конференции. И, как пишут конспирологи, представитель интересов Ротшильдов

О том, как полковник Хаус попал в Белый дом, кто подарил ему погоны, что он делал во время Первой мировой, писано-переписано десятки статей. Меня же заинтересовал вопрос о его наследниках - и в результате всплыло много интересной информации не столько о Хаусе, сколько о... впрочем, спешить не буду, обо всем по порядку.

Компанию Стандарт Ойл принято связывать исключительно с именем Рокфеллера. Но кроме него, у компании существовали и другие владельцы. Итак, из 10000 акций сам Джон Рокфеллер имел в распоряжении 2667, его брат Вильям распоряжался 1333 акциями, также по 1333 имели Генри Флэглер и Сэмюэль Эндрюс, Стивен Харкнесс получил на одну больше, 1334, и по 1000 акций досталось Оливеру Дженнингсу и компании "Рокфеллер, Эндрюс и Флэглер".

Что примечательного в деятельности компании "Стандарт Ойл"? Примечательно то, что она добилась успеха благодаря монополии в перевозке нефти по железной дороге. Работало все очень просто. Была создана железнодорожная компания-перевозчик "Union Tanker Car Company", владеющая патентом на вагоны-цистерны. Имена владельцев компании не разглашались. Конкуренты брали в аренду цистерны, перевозили нефть на свои заводы, увеличивали обороты, прибыль, модернизировали производство - и в этот момент транспортная компания разрывала договоры аренды. Без нефти конкурент переходил на перевозку как и раньше, в деревянных открытых бочках, затраты на модернизацию не окупались, и банкрота за бесценок скупали Рокфеллеры и Ко.

Лирическое отступление. После такой успешно проведенной операции нужно быть полным идиотом, чтобы не задаться вопросом "А если развить идею в бОльших масштабах, в масштабах планеты?"

Выделенный ссылкой Оливер Дженнингс попал в компанию Рокфеллера не просто так, его связывали родственные связи с Вильямом Рокфеллером, братом Джона - они были женаты на сестрах Goodsell, жену Оливера звали Эстер, Вильяма - Альмира. Говоря по-русски, они были свояками. У Оливера с Эстер было пятеро детей, и обратим мы внимание на Эмму, родившуюся в 1861 году. Такова уж женская доля, она вышла замуж и взяла фамилию мужа. Ее мужем стал Хью Очинклосс (Hugh Dudley Auchincloss, Sr). И вот здесь начинается самое интересное, старший Хью Очинклосс такую интригу замутил

Среди всевозможных родственников у Хью был племянник, звали которого Гордон Очинклосс. Вот этот племянник не только женился в 1912 году на одной из дочерей полковника Хауса, Жанет, но и стал его адвокатом и секретарем. Само собой разумеется, что Гордон был в курсе всех политических дел полковника, включая переговоры в Версале - а полковник породнился с кланом Рокфеллеров. Я думаю, что уже можно сделать вывод, в чьих интересах проводилась политика США во время Первой мировой войны.

Теперь вернемся назад к Хью Очинклоссу. У него был сын, тоже Хью Очинклосс, только младший. Этот Хью прославился тем, что сосватал свою падчерицу Жаклин за будущего президента США Джона Кеннеди . Прекрасный маневр, не берусь утверждать, что Очинклосс мог полностью контролировать деятельность Кеннеди, но то, что творится в Белом Доме, он наверняка знал досконально. Соответственно, была возможность анализировать, насколько политика США отвечает планам наследников Рокфеллеров.

Лично мое мнение - в какой-то момент эта политика перестала удовлетворять наследников "Стандарт Ойл", и сначала был устранен Джон Кеннеди, а потом и его брат Роберт, претендующий на президентское кресло. Карибский кризис чуть не угробил все результаты, достигнутые в двух мировых войнах, и пришлось менять игроков - через год после кубинских событий не стало Джона Кеннеди, а через два был снят и Никита Хрущев , его заменил Брежнев и начал готовить почву для развала страны.

Ну а что же Жаклин, падчерица наследника части империи Рокфеллеров и вдова президента Кеннеди? Она выходит замуж второй раз за греческого миллиардера Онассиса, знаменитого судовладельца. Случайно это или нет - не знаю, здесь можно рассмотреть две версии. По одной из них Жаклин была "заряжена" стать наследницей судоходной империи Онассиса - но это слабовато. Другая версия - Онассис не только понимал планы наследников Рокфеллера, но как мог противостоял им и решил спасти бедную девушку. А вообще - не за связь ли с Онассисом расстреляли братьев Кеннеди?

Все это прекрасно согласуется с моей гипотезой об истинных целях политики США - получение монопольного права на совершение торговых операций посредством достижения монополии на морские грузоперевозки.

Очинклоссов не забывают и по сей день:

Эдвард Манделл Хаус, сын мэра Томаса Уильяма Хауса-старшего (Thomas William House, Sr.), родился 26 июля 1858 года в Хьюстоне, штат Техас (Houston, Texas). Первоначально их фамилия писалась как "Хьюис" (Huis), но позже превратилась в "House". Эдвард учился в школах Новой Англии (New England) и в 1877 году продолжил образование в Корнелльском Университете (Cornell University) в Итаке, штат Нью-Йорк (Ithaca, New York), но был вынужден бросить учебу, когда умер его отец.

В августе 1881 года он женился на Лули Хантер (Loulie Hunter). Вернувшись в Техас, Хаус принял на себя управление семейным бизнесом, но, в конце концов, он продал хлопковые плантации и инвестировал в банковское дело, переехав около 1902 года в Нью-Йорк (New York City).

В 1912 году Хаус анонимно опубликовал роман под названием "Philip Dru: Administrator", в котором главный герой, Дрю, возглавляет демократическую западную часть США (USA) в гражданской войне против плутократического Востока, став, в итоге, диктатором Америки (America); затем Дрю запускает ряд реформ, напоминающих платформу Прогрессивной партии 1912 года и в конце исчезает.

Еще в Техасе Хаус активно занялся политикой и стал советником президента Вудро Вильсона, особенно в том, что касалось внешней политики. Во время переговоров о перемирии в 1917-1919 годах в Европе (Europe) Хаус был главным среди лиц, ответственных за переговоры с американской стороны, а на Парижской мирной конференции (Paris Peace Conference) он исполнял обязанности первого заместителя Вильсона.

С 1892 по 1902 год Хаус четырем людям помог стать губернаторами Техаса, и после выборов выступал в качестве неофициального советника каждого губернатора. Первый из них, Джим Хогг (Jim Hogg), присвоил Хаусу звание полковника, чтобы повысить авторитет Хауса среди своих сотрудников.

Хаус стал близким другом и сторонником губернатора Нью-Джерси (New Jersey) Вудро Вильсона в 1911 году и помог ему выиграть президентские выборы в 1912-м, после помогал подобрать администрацию. Вильсон предложил Хаусу любую должность на его выбор, за исключением поста государственного секретаря, который уже был обещан Уильяму Дженнингсу Брайану (William Jennings Bryan), но Хаус отказался, оставшись его советником и обязавшись служить "там и где это только возможно". У него даже были свои апартаменты в Белом доме (White House). После смерти первой жены Вильсона в 1914 году, их дружба стала еще ближе. Но вот вторая жена президента, Эдит (Edith Wilson), не любила Хауса, и его позиции ослабли. Хаус тем временем бросился во внешнюю политику, стараясь, согласно плану Вильсона, положить конец Первой мировой войне. Он провел большую часть 1915 и 1916 года в Европе, пытаясь договориться о мире с помощью дипломатии, был большим энтузиастом своего дела, однако Хаусу не хватало глубоких знаний об особенностях европейской политики, и его то и дело вводили в заблуждение британские дипломаты.

После потопления "Лузитании" (Lusitania) 7 мая 1915 года напряжение между Германией (Germany) и Соединенными Штатами (United States) настолько возросло, что нейтралитет стал нестабильным. И хотя Хаус настаивал на необходимости помочь Британии (Britain) и Франции (France), президент по-прежнему придерживался нейтралитета.

Хаус сыграл ключевую роль в формировании дипломатии военного времени. Вместе с президентом он собрал команду экспертов, предлагавших эффективные решения послевоенных мировых проблем, а в сентябре 1918-го Хаус был назначен ответственным за подготовку конституции Лиги Наций (League of Nations). В октябре, когда немцы запросили мира, Хаус занялся проработкой деталей мирного соглашения вместе с союзниками и продолжал принимать самое деятельное участие в работе будущей Лиги Наций. Увы, Парижская конференция выявила серьезные разногласия между Вильсоном и Хаусом, к которым примешивались и личные конфликты. В этот период Вильсон разорвал отношения едва ли не со всеми своими ближайшими советниками, не избежал этой участи и Хаус – в середине марта 1919 года президент потерял к нему доверие и удалил от дел.

Лучшие дня

Уильям Буллит был послом Соединенных Штатов в Советском Союзе и Франции. А еще подлинным космополитом, автором двух романов, знатоком американской политики, российской истории и французского высшего света. Друг Фрейда, Буллит написал вместе с ним сенсационную биографию президента Вильсона. Как дипломат Буллит вел переговоры с Лениным и Сталиным, Черчиллем и Герингом. Его план расчленения России принял Ленин, но не одобрил Вильсон. Его план строительства американского посольства на Воробьевых горах сначала поддержал, а потом закрыл Сталин. Все же Буллит сумел освоить Спасо-Хаус и устроить там прием, описанный Булгаковым как бал у Сатаны; Воланд в «Мастере и Маргарите» написан как благодарный портрет Буллита. Первый американский посол в советской Москве крутил романы с балеринами Большого театра и учил конному поло красных кавалеристов, а веселая русская жизнь разрушила его помолвку с личной секретаршей Рузвельта. Он окончил войну майором французской армии, а его ученики возглавили американскую дипломатию в годы холодной войны. Книга основана на архивных документах из личного фонда Буллита в Йейльском университете, многие из которых впервые используются в литературе.

Из серии: Диалог (Время)

* * *

компанией ЛитРес .

Полковник Хаус

В феврале 1917 года Буллит взял интервью, определившее его карьеру. На нескольких страницах «Philadelphia Ledger» Буллит подробно рассказывал об эволюции международных проектов Эдварда Хауса, ближайшего советника президента Вильсона и стратега американской администрации предвоенных лет. Обычно его называли «полковник Хаус», хотя военного опыта он не имел, а был выпускником Корнелла, владельцем хлопковых плантаций в Техасе и еще писателем, выпустившим в 1912 году фантастический роман «Филипп Дрю, администратор».

Призрак, который бродит по либеральной Европе, писал Буллит в своей статье со слов Хауса, – это страх, что война окончится союзом между Германией, Японией и Россией. Этот призрак нового тройственного союза является не просто кошмарной фантазией; по словам Хауса, которые он разрешил теперь предать гласности, то был предмет непрерывного обсуждения во всех европейских Министерствах иностранных дел. Союзники удерживали революционную Россию в войне, обещая ей Константинополь; а если, спрашивал Буллит, взять и потом отдать Константинополь у них не получится? Тогда послевоенный союз России и Германии станет неизбежен, рассуждал Хаус, предсказывая Брестский мир. К этой «лиге недовольных» присоединится Япония, говорил он, предсказывая Пирл-Харбор. Новый союз будет направлен против Великобритании, Франции и США, и это противостояние определит ход столетия, которое, как считал Буллит, станет самым кровавым в истории человечества.

Хаус вспоминал, как он от имени администрации Вильсона пытался остановить европейскую войну, ведя переговоры с враждующими сторонами о пакте, обеспечивающем свободу морской торговли. Но гибель парохода «Лузитания», торпедированного немецкой подлодкой в мае 1915-го, остановила американское посредничество. Опубликованная накануне русской революции и незадолго до вступления США в войну, эта статья-интервью обнародовала несбывшиеся планы Хауса и его непрекращающиеся страхи. В призрачной «Лиге недовольных», описанной со слов Хауса, содержался важный подспудный мотив, толкавший Америку в войну. Она вступала в войну и для того, чтобы предотвратить союз между Германией, Россией и Японией.

Оценив молодого журналиста с его редким для американца знанием европейских языков и политики, Хаус ввел Буллита в американскую делегацию, отправлявшуюся на переговоры в Париж. По рекомендации Хауса, Буллит был принят на работу в Госдепартамент в январе 1918-го в подчинение госсекретаря Лансинга с окладом 1800 долларов в год. Располагая редким знанием Германии и проявляя особый интерес к России, Буллит искренне пытался принести пользу делу мира. Для начинающего журналиста 27 лет это стало многообещающим назначением. При его многоязычном шарме и искреннем интересе к международным делам новая позиция обещала быструю карьеру. Он вполне разделял интернационалистские, леволиберальные идеи старших членов американской делегации, и прежде всего своего реального начальника «полковника» Хауса.

Хаус оставался идейным вдохновителем и спонсором Прогрессивного движения и долго поддерживал Буллита; пятнадцать лет спустя Хаус познакомит его с Рузвельтом. Человек очень влиятельный и сдержанный, скорее дипломат, чем политик, Хаус не оставил идеологических текстов, по которым можно судить о его взглядах. Его огромный дневник, изданный с уважением, подобающим этому человеку, полон сведений о его тактических начинаниях; о стратегических целях лучше судить по роману «Филипп Дрю, администратор».

Роман-утопия 1912 года рассказывает о будущем, предсказывая новую Гражданскую войну в Америке. Действие происходит в 1920-м. Герой романа Филипп Дрю наделен сверхчеловеческими способностями, которые применяет в самой значимой для автора области – политическом действии. Выпускник военной академии, Дрю возглавляет бунт против коррумпированного президента, создавшего финансовую пирамиду и обездолившего средний класс. В пока еще свободную американскую печать попадают результаты прослушек, которые сам же президент и организовал, пользуясь новой техникой, и это становится последней каплей, разжегшей восстание. В первом же сражении Филипп Дрю одерживает решающую победу над президентскими войсками, занимает Вашингтон, приостанавливает Конституцию и объявляет себя Администратором.

Методы правления героя романа соответствуют социалистическим идеям автора: он вводит прогрессивный налог, доходящий до 70 % для богатых, и перераспределяет средства в пользу неимущих, надеясь этим ликвидировать безработицу; законодательно ограничивает рабочий день и рабочую неделю; требует доли трудящихся в прибылях и их участия в правлении корпораций, но лишает их права на забастовку; заменяет систему разделения властей несколькими чрезвычайными комитетами, куда сам назначает людей по критерию «эффективности»; уничтожает самоуправление штатов, находя его неадекватным эпохе телеграфа и паровоза. Одновременно он вводит всеобщее голосование, особо заботясь об избирательных правах женщин; предоставляет пенсии престарелым, субсидии фермерам и наконец, обязательное медицинское страхование для всех работающих; борется с торговым протекционизмом и таможенными тарифами, особо заботясь о свободе морской торговли.

Во внешней политике Дрю начинает новую войну в Мексике, собираясь распространить свое правление на всю Центральную Америку и втянуть европейские державы, включая Германию, в систему торговых союзов, которые предоставят им доступ к колониальным ресурсам и снимут напряжение, ведущее к войне. Как роман сочинение Хауса не имело успеха; и правда, по сюжету и стилю оно похоже на философские романы прямолинейного XVIII века, как будто автор не читал даже Руссо (хотя он наверняка читал Ницше и Маркса, пусть в пересказах).

Хаус достиг вершины карьеры к концу Первой мировой войны, а потом прожил долгую жизнь и умер накануне Второй мировой войны. Он, наверно, не раз думал о том, в чем он ошибся в давнем романе и в чем оказался прав. Политическая программа его героя сенсационна; совмещая несовместимое, она поражает читателя XXI века. Начинания столь прогрессивные, что некоторые из них до сих пор остаются пределом американских мечтаний, сочетаются с мрачным циничным авторитаризмом.

Изумляет то, что Хаус, который всего пару лет спустя будет следить за течением Мировой войны и потом влиять на ее исход, не предвидел природы этой войны, но судил о ней, как водится, по образцу прошедшей. Он проницательно рассуждал, однако, о другом аспекте войны, который окажется очень важным: о моральной справедливости и стратегической необходимости щедрого обращения с побежденным противником. После своей победы американский Север оставил Юг самой нищей и необразованной частью страны, и это было несправедливо: «Хорошо информированные южане знают, что за поражение их заставили заплатить такой штраф, какой в новые времена никто и никогда не платил». И дальше Хаус рассуждал о контрасте с англо-бурской войной; там «по окончании долгой и кровавой войны Англия предоставила побежденным бурам огромный грант, который помог им восстановить порядок и благополучие в их потрясенной стране». В этом контексте Хаус писал о том, что премьер-министром нового государства с согласия англичан стал генерал проигравшей стороны Луис Бота, а в США после Гражданской войны на президентском посту не было южанина. Вильсон, который стал первым президентом-южанином за полвека, а на момент публикации «Дрю» был губернатором Нью-Джерси и обдумывал свои президентские шансы, должен был внимательно читать эти рассуждения.

Среди позднейших фигур XX века Дрю немало походит на Ленина, но поскольку он не ставит своей задачей ликвидировать капитализм, а скорее подчиняет его своим имперским идеям, приходится вспомнить Муссолини. Но автор никак не осуждал своего героя, и текст начисто лишен иронии; его роман выражает искреннюю неудовлетворенность демократией, столь же искреннее преклонение перед прогрессом и еще наивную веру в сверхчеловека, который и в политике сможет сделать то, чего никогда не удастся простым людям. Отражая американский, чуждый всякой мистики и сугубо политический вариант соединения ницшеанства с социализмом, этот роман невозможно представить себе написанным даже несколькими годами позже, после революции в России или даже после начала войны в Европе. Анализируя отношения Вильсона и Хауса в своей психобиографии Вильсона, Буллит и Фрейд подчеркивали влияние Хауса. Ставший внешнеполитическим советником Вильсона, а потом и фактическим главой его второй кампании в 1916 году, он долгое время, вплоть до Парижских переговоров, не имел соперников по части доступа к президенту. Вильсон слушал советы Хауса и через некоторое время искренне считал их своими собственными суждениями, возвращая их в этом виде Хаусу, а тот принимал и культивировал такие отношения. Некоторые из экономических нововведений Вильсона – самая успешная часть его президентства – повторяли, хоть и в ослабленной форме, идеи Хауса, которые он когда-то приписал Дрю. В своей книге Фрейд и Буллит утверждали значение романа Хауса для политики Вильсона: «Законодательная программа Вильсона, проведенная с 1912 по 1914 годы, в значительной части была программой книги Хауса "Филипп Дрю, администратор"… Эта внутриполитическая программа принесла замечательные результаты, и к весне 1914 года внутренняя программа "Филиппа Дрю" была в основном осуществлена. Международная программа "Филиппа Дрю" оставалась нереализованной… Вильсон не интересовался тогда европейскими делами»{14} . Известно, что роман Хауса читал Вильсон; очевидно, что его читал и продолжал помнить о нем много лет спустя Буллит; мне кажется маловероятным, чтобы его когда-либо читал Фрейд. Однако влияние литературного текста на политические решения не казалось основателю психоанализа чем-то странным или, тем более, невероятным.

В романе Хауса, когда герой-администратор осуществляет свои планы, он решает уйти со сцены, чтобы не стать пожизненным диктатором. Дрю и здесь все отменно придумал: его с верной подругой на калифорнийском побережье ожидает океанская яхта, которая отвезет их… куда? В этот последний год службы Администратором Дрю изучает «один славянский язык» и даже учит ему свою подругу, которая до поры не понимает смысла этого занятия. Вместе с путешествием через Тихий океан эта деталь намекает на то, что Дрю теперь отправился повторять свои подвиги в России. Пять лет спустя, руководя составлением тезисов «Четырнадцать пунктов», ставших ключевым документом американской программы мира, полковник Хаус вставит в него знаменитое сравнение России с «пробным камнем доброй воли».

Политическая утопия Хауса отчасти следует за более ранним и куда более успешным романом Эдварда Беллами «Через сто лет» (Looking Backward, 1887); но Хаус был практическим политиком, и его рецепты гораздо конкретнее. Его роман интересно читать, зная лидирующую роль, которую позднее сыграл ее автор в демократических администрациях от Вильсона до Рузвельта. Это роман-памфлет, содержание которого сводится к искреннему неприятию демократической политики, даже страстному разочарованию в ней. Администратор Дрю написан как американский Заратустра, только область его компетенции перенесена из эстетики в политику. За этим стоит мечта о преодолении демократической политики примерно таким же способом, каким Ницше преодолевал природу человека: путем конструирования ирреальной, но желаемой сущности – сверхчеловека, сверхполитики – без рецепта осуществления этой мечты. Сама мечта, однако, была характерна для элитарного круга экспертов, профессоров и джентльменов, из которого демократические администрации черпали внешнеполитические кадры.

В середине 1930-х годов Джордж Кеннан – протеже и ученик Буллита, который был протеже и учеником Хауса – писал похожий утопический текст об изменении американской конституции с тем, чтобы наделить культурную элиту особыми политическими правами и на этой основе перейти к авторитарному правлению. Проект остался незаконченным; автор, в то время кадровый американский дипломат, не стал его публиковать. Однако его идеи не были секретом от коллег. В 1936 году он писал Буллиту о необходимости создания в США «сильной центральной власти, гораздо более сильной, чем позволяет это нынешняя конституция»{15} .

Вильсон и его окружение переосмыслили германское понятие идеализма, приспособив его к политической жизни Америки. Они верили в превосходство западной цивилизации, в универсальную силу их собственных моральных идеалов и в то, что в XX веке прогресс всего человечества повторит демократическое развитие Америки после Гражданской войны. Эти идеи разворачивались в международную политику, которая утверждала новую «прогрессивную» и «идеалистическую» повестку дня: самоопределение народов в Европе, деколонизацию Азии и Африки, строительство демократических государств и включение их в глобальные организации, подчиняющиеся международному праву. Вильсоновские идеалисты не любили европейский империализм и не считали, что Америка конкурирует с Германией, Британией или Россией за создание собственной империи. Но признание ими национализма политической силой и поощрение национального самоопределения сочеталось у них с восприятием американской демократии как всеобщего образца, который подходит к условиям любого национального государства, хотя и допускает декоративные вариации, сочетаясь, к примеру, с монархией на Британских островах. От идеализма Вильсона шел прямой путь к либеральному универсализму американской политики времен Холодной войны и потом к неоконсерватизму начала XXI века; в кабинете Никсона в Белом доме, к примеру, висел портрет Вильсона. Политическому идеализму противостояла другая система рассуждений – политический реализм. Он признавал непримиримость национальных интересов, которые противостояли и противостоят друг другу с позиций силы, и эти противоречия не могут быть разрешены на основе разумного согласия. Неудачи Версальского мира, неспособность Лиги Наций предотвратить Вторую мировую войну, десятилетия силового противостояния сверхдержав определили послевоенные победы политического реализма. Но американские политики и дипломаты не забывали своего идеалистического наследия ни в эпоху Холодной войны, ни после ее завершения.

Подлинный создатель политического идеализма, Хаус был озабочен и вполне земными делами. Как и многие другие, он был склонен к продвижению в администрацию родственников и друзей, что обычно в политике, но – по контрасту с кристально честным Вильсоном – бросалось в глаза. Коллегию из 150 американских профессоров, которые сформулировали и согласовали «Четырнадцать пунктов», возглавлял родственник Хауса. В американской делегации, отправившейся во Францию вести мирные переговоры, намечался конфликт: Вильсон запретил членам делегации брать с собой жен, но уже на борту парохода «Джордж Вашингтон» ему пришлось встретиться не только с женой Хауса, но и с женой его сына, которого Хаус к тому же навязывал Вильсону в секретари. Потом госсекретарь Лансинг, постоянный оппонент Хауса, обвинял его в создании «секретной организации» внутри администрации Вильсона, которая превратила американскую делегацию на Парижской мирной конференции в закрытый клуб, полный тайн и заговоров{16} .

На деле, однако, президента Вильсона сопровождала огромная делегация, самая большая из национальных делегаций на помпезной Парижской конференции. Она включала, в частности, профессоров-экспертов из созданного Хаусом уникального института, прообраза современных think-tanks («мозговых центров»), который назывался «The Inquiry». Идеи этого института определили центральные из знаменитых «Четырнадцати пунктов» Вильсона, с которыми Америка вступила в войну. Принцип самоопределения наций принадлежал самому Вильсону, но его реализация требовала детального знания Европы, которым в Америке располагали только профессора. Сам профессор, Вильсон понимал это и говорил бывшим коллегам: «Скажите мне, что справедливо, и я буду бороться за это».

Исполнительным директором «The Inquiry» был еще один молодой и амбициозный журналист-интеллектуал, в будущем критик и соперник Буллита, Уолтер Липпман. Кончивший Гарвард в одном выпуске с Джоном Ридом и знаменитым впоследствии поэтом Т. С. Элиотом, Липпман был создателем гарвардского Социалистического клуба, а потом знаменитого журнала «The New Republic». После Хауса никто не внес большего вклада в формулировку интеллектуальной программы Прогрессивного движения в Америке, чем Липпман. Учившийся в Гарварде у лучших американских философов Уильяма Джемса и Джорджа Сантаяны, Липпман отверг ключевую идею демократической теории, что здравый смысл простого человека ведет к общественному благу, а задача политических институтов состоит в том, чтобы учесть разнообразие голосов простых людей.

Входя в двадцатый век, Липпман утверждал силу прессы и других институтов, формировавших «здравый смысл простых людей» – школ, университетов, церквей, профсоюзов. В книгах «Введение в политику» (1913), «Ставки дипломатии» (1915) и, наконец, самой важной своей книге «Общественное мнение» (1922) Липпман перевел фокус политической критики с «простого человека» на интеллектуальную элиту и те всё более изощренные механизмы, которыми элита формирует общественное мнение, от которого сама зависит в условиях демократии.

После многих колебаний Липпман поддержал Вильсона в его выборной кампании 1916 года, на практике осуществляя действия по формированию общественного мнения, которые он критиковал в теоретических книгах. Однако Вильсон не принял его кандидатуру на пост главного цензора и пропагандиста военного времени, отдав новый Комитет публичной информации своему другу и тоже журналисту Джорджу Крилу. Тот создал гигантскую организацию с 37 отделами, сотнями сотрудников и многими тысячами волонтеров (в начале 1917-го в этой структуре работал и Буллит). Липпман принял посильное участие в военных приготовлениях: вместе с молодым Франклином Рузвельтом он организовывал учебные лагеря для военных моряков. Потом, однако, он принял руководство «The Inquiry», что стало, возможно, самой важной идеологической работой военного времени.

Джон Рид публично обвинил Липпмана в предательстве радикальных идеалов молодости; сам Рид в это время был в Мексике, откуда писал восторженные репортажи о революционных войсках Панчо Виллы, сражавшихся с американскими империалистами. Липпман отвечал ему, что Рид не может быть судьей того, что он называл радикализмом: «Я, – писал Липпман, – начал эту борьбу намного раньше тебя, и закончу ее гораздо позже»{17} . Он оказался прав. Прожив долгую жизнь, он критиковал военную администрацию Рузвельта и потом Холодную войну с левых, хотя далеко уже не радикальных позиций.

Похоже, что именно в эпоху идеалистического Вильсона подспудно развивалось разочарование демократией, и разделяли это чувство как раз те, кто искренне поддерживал начинания профессора истории, ставшего президентом воюющей Америки. Разочарование принимало разные формы, но все они были связаны с раздражением невозможностью провести внутренние реформы открытым демократическим путем; критикой тех манипуляций электоратом, прессой и рынками, которые в XX веке стали необходимой частью исполнительной власти; неверием в то, что демократия – не только в грешной Европе, но и в свежей, могущественной Америке – сможет противостоять новым деспотическим государствам, идеологическим основанием которых стал социализм. С этим чувством, родом меланхолии, были связаны отказ от веры в моральную значимость политического действия, критика человеческой природы и неверие в ее способность к солидарности и самоорганизации. И все же это было новое, специфически американское чувство: не русский нигилизм, коренившийся в неизбывном отчуждении от власти; не германский ресентимент, смыслом которого было признание неодолимой слабости перед лицом врага; и не французский экзистенциализм, дело близкого будущего. Американская мысль искала прагматические, годные к реальному осуществлению пути и методы политической жизни в условиях, когда демократия не работает.

Уолтер Липпман понял эту ситуацию как задачу новой социальной науки. В демократической политике, рассуждал Липпман, люди реагируют не на факты, а на новости; соответственно, решающую роль играют те многие, кто приносит новости людям – журналисты, редакторы, эксперты. Но в отличие от политической машины с ее партиями, законами, разделением властей, работа информационной машины никак не организована.

Проведя в 1920 году серьезное исследование того, как «Нью-Йорк Таймс» рассказывала о событиях 1917–1920 годов в России (соавторы проанализировали около четырех тысяч статей на эту тему), Липпман прослеживал волны необоснованного оптимизма, которые сменялись волнами острого разочарования и призывов к вмешательству. Ни те, ни другие, писал Липман, не соответствовали немногим твердо известным событиям, например победе большевиков; такие новости не позволяли прогнозировать события и, соответственно, не помогали принимать политические решения. В целом, освещение русской революции в лучшей американской газете Липпман характеризовал как «катастрофически плохое»{18} . Неверные новости хуже отсутствия новостей, считал он. Пытаясь найти бюрократическое решение этой философской проблемы, он предлагал создать при каждом американском министерстве экспертные советы, которые делились бы знаниями с администрацией и организовали бы потоки информации в своей области. Общим источником таких информационных проблем он считал «неспособность людей, наделенных самоуправлением, выйти за пределы своего случайного опыта и предрассудков», что с его точки зрения возможно только на основе организованного строительства «машины знания». Именно потому, что правительства, университеты, газеты, церкви вынуждены действовать на основании неверной картины мира, они не способны противодействовать очевидным порокам демократии{19} . С этого начинались исследования общественного мнения, опросы читателей, пулы избирателей; по сути дела, с признания недостаточности избирательных процедур для общественного самоуправления начиналась современная социология. Но карьера эксперта-администратора у Липпмана не задалась. Побыв недолгое время спичрайтером Вильсона и товарищем Рузвельта по организации военного обучения, он навсегда остался либеральным журналистом с особым интересом к русским делам. Считается, что ему принадлежит выражение «Холодная война», которое он употреблял в критическом духе. В 1950-х годах он станет ведущим в американской прессе защитником Советского Союза, противником идеи сдерживания. Здесь его пути еще раз сойдутся с Буллитом, и между ними вспыхнет ожесточенная полемика. Одной из поздних журналистских удач Липпмана стало интервью с Хрущевым, взятое в 1961-м.

Раз общественное мнение так важно для демократической политики, а эксперты разбираются в этом мнении лучше, чем избиратели и журналисты, значит эксперты могут играть особую роль и во влиянии на общественное мнение, в его формировании. Этот следующий, после Джемса и Липпмана, шаг сделал австрийский эмигрант в Америке и племянник Фрейда Эдвард Бернейс. Выпускник Корнелла, он стал сотрудником Комитета публичной информации, созданного Вильсоном в апреле 1917 года для формирования общественного мнения: «Не пропаганды в немецком смысле, – говорил Вильсон, – но пропаганды в подлинном смысле слова: распространения веры». Потом Бернейс участвовал в Американской делегации на Парижских переговорах, а в 1919-м открыл первую в Америке и в мире Консультацию по отношениям с публикой, или пиару. Бернейс и придумал этот термин, Public Relations, PR. Он рекламировал мыло и моду, сигареты для женщин и, наоборот, борьбу с курением. Всю жизнь он рекламировал Фрейда, и историк манхеттенской моды видит ключевую роль Бернейса в том, что «Фрейд стал ментором Мэдисон Авеню»{20} . Он поддерживал постоянную переписку с Фрейдом, все время ссылался на него (но также и на Ивана Павлова) в своих работах, посещал дядю во время визитов в Европу. Возможно, это он познакомил Фрейда с Буллитом, и более чем вероятно, что он послужил источником для многого, что Фрейд знал о Вильсоне.

Один из сотрудников Комитета публичной информации, Эдгар Сиссон, зимой 1918 года побывал в России и привез оттуда документы, говорившие о том, что большевистские лидеры Ленин и Троцкий были германскими наемниками. Американские агенты в России, полковник Роббинс и майор Татчер, симпатизировали большевикам и оспаривали подлинность этих документов. Буллит тоже не верил в их подлинность. В его архиве сохранился, однако, меморандум, исходивший из Восточно-Европейского отдела Госдепартамента, датированный 18 ноября 1918 года и, возможно, составленный самим Буллитом. Этот документ предлагал просить лидера германских социал-демократов Фридриха Эберта (в скором будущем президента Германии) «опубликовать имена тех, кто был нанят Политическим департаментом Германского генерального штаба распространять большевистскую пропаганду». Гораздо позже, в 1936-м, будучи американским послом в СССР, Буллит писал в Госдепартамент о бывшем сотруднике Комитета публичной информации Кеннете Дюранте (Kenneth Durant), который был «свидетелем» (и возможно, участником) фабрикации документов Сиссона. По словам Буллита, эта клевета на большевиков произвела такое впечатление на молодого Дюранта, что он стал социалистом и работал на Советы; в середине тридцатых он состоял представителем Телеграфного Агентства СССР в США.

Новые технологии управления общественным мнением возвращали власть в руки элиты, лишая политические институты Америки их демократических оснований. Основанная на управляемых потоках информации, власть приобретала сверхчеловеческие черты, которые проецировались на ее лидера. Этот третий путь между идеализмом и реализмом я назвал бы политическим демонизмом. В Европе он вел к переворотам и новым войнам, а в Америке остался альтернативным умонастроением, нигилистическим пунктиром, пронизывающим ткань демократической политики.

«Администратор Дрю» полковника Хауса, разрозненные слова Буллита и, наконец, забытые черновики Кеннана выявляют скрытую популярность этих идей даже среди тех, кто помогал определять прогрессистскую повестку дня. Потом на глазах Буллита несравненным мастером по обработке общественного мнения стал Франклин Делано Рузвельт, тоже начинавший правительственную службу в администрации Вильсона. Буллит так понимал его успехи и неудачи: «В изобретении политических механизмов и трюков у Рузвельта не было равных. Его искусство в управлении американским общественным мнением было непревзойденным. Иногда он был просто политическим гением, и это было великим достоянием нашей страны, когда его политика совпадала с национальным интересом. Но когда он был неправ, те же способности позволяли ему вести страну к беде»{21} .

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить XX век (Александр Эткинд, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром -

К началу XX в. подрывные технологии были уже достаточно отработаны, и зарубежные политические и финансовые круги взяли под покровительство российских революционеров. Важную роль в этих операциях играл видный австрийско-еврейский социалист Виктор Адлер , связанный со спецслужбами Австро-Венгрии. Он выполнял функции «отдела кадров», искал среди революционеров «перспективные» кандидатуры. Другой ключевой фигурой стал также еврей - Александр Парвус (Гельфанд), связанный со спецслужбами Германии и Англии. Он привлёк под «крыло» Ульянова-Ленина, Мартова, наладил выпуск «Искры», создав ядро новой партии - РСДРП.

На фото: Виктор Адлер, агент австрийских Ротшильдов, друг Зигмунда Фрейда.

Тогда же Лев Троцкий, ничем не примечательный студент-недоучка, был сослан в Сибирь. Но его литературные таланты заметили, организовали побег. По цепочке мгновенно доставили от Иркутска до Вены, где он заявился… на квартиру к Адлеру. Был обласкан, снабжён деньгами и документами и направлен в Лондон к Ульянову. Потом Троцкого пригрел Парвус, сделал своим учеником.